Попросив главного инженера составить список людей, имеющих доступ в машинный зал и реакторный отсек, генерал Углов вернулся к взрывотехникам. В заявление террориста о том, что искать «заложенную под реактор» мину бесполезно, он не верил и надеялся, что опытные саперы «Вымпела» быстро ее отыщут. Однако эта надежда не оправдалась. Бригада Терентьева самым тщательным образом обследовала машинный зал со всеми его агрегатами и конструкциями, но не обнаружила там взрывного устройства. Приказав взрывотехникам продолжать работу, Углов связался с Бондаревым. У того тоже не было обнадеживающей информации, однако в ходе разговора у него родилось весьма дельное предложение: попытаться отследить контакты телефонного вымогателя с его сообщником на АЭС. Но несмотря на всю ценность предложения Бондарева, Углов не стал особо обольщаться насчет возможности таким способом определить агента террористов. По своему опыту он знал, что одним техническим наблюдением выявить хорошо законспирированного врага, как правило, не удается. Без оперативной проверки работников станции не обойтись. Поэтому, отправив соответствующий запрос в антитеррористический департамент, Углов поднялся в кабинет главного инженера…
Составленный им список содержал два десятка фамилий. Углов пробежал его глазами и вновь поднял взгляд на главного инженера:
– Так много людей?
– Вовсе нет, – главный инженер даже удивился. – У нас очень строго соблюдается режим допуска. Работник, не имеющий права находиться в данном помещении, никогда туда не попадет. Сами понимаете, объект повышенной опасности. Но выработка электроэнергии – процесс непрерывный, да и реактор требует постоянного контроля. Поэтому режим работы у нас организован в четыре смены. И в каждой смене свои операторы, техники, инженеры.
– Понятно, – Углов кивнул. – Тогда начнем по порядку. – Он прошел к столу главного инженера и положил перед ним листок со списком. – Кто у вас под первым номером?
…Рассказ главного инженера Обнинской АЭС Углов слушал не перебивая и лишь изредка задавал ему уточняющие вопросы. Его характеристики работников станции оказались емкими и достаточно подробными. Чувствовалось, что он хорошо знает своих людей, даже тех, кто начал работать на АЭС сравнительно недавно. Впрочем, таких почти не было. Подавляющее большинство проработало на станции пять и более лет. На вопрос Углова, как такого удалось добиться, главный инженер смущенно ответил:
– В нашей отрасли довольно высокие зарплаты. А если сравнивать со средней зарплатой по области, то особенно. Вот люди и держатся за свои места.
Держатся. Но кому-то было явно мало зарабатываемых денег! Захотелось больше, много больше, и причем сразу. Захотелось так сильно, что он швырнул на кон жизни своих коллег и жизни тысяч и миллионов людей, проживающих в Обнинске, Калуге, Москве и десятке других городов, расположенных по соседству с атомной станцией… Углов стиснул зубы. По соседству! О чем он думает? Да если террористы взорвут реактор, ветры на сотни километров вокруг разнесут радиоактивную заразу! Площадь радиоактивного заражения будет просто чудовищной! Такого не должно случиться! А если команде Терентьева не удастся обнаружить фугас до истечения срока ультиматума, то что делать – платить? Заплатить миллиард долларов мерзавцам, спекулирующим человеческими жизнями? Выполнить требования террористов, чтобы через неделю, месяц, год банда других мерзавцев совершила нечто подобное?! «Вымпел» должен обезвредить террористов! И прежде всего их агента на атомной станции! Потому что, похоже, только он может указать, где находится взрывное устройство. Но кто он, кто?
– …пару месяцев назад дочка родилась, – заговорив о ребенке, главный инженер улыбнулся. – А то бытует мнение, что у тех, кто на атомных электростанциях работает, дети не рождаются. Он и фотографии своей малышки на работу приносил, всем, кто с ним в смене работает, показывал.
Может ли человек, недавно ставший отцом, через каких-то два месяца заминировать реактор, прекрасно зная, что в случае взрыва его фугаса от радиации погибнут, наверняка погибнут десятки или даже сотни родившихся и еще не родившихся детей? Бред, безумие или страшная, чудовищная, но реальность?
– …»Ниву» недавно купил. С рук, правда, подержанную. Напарники стали над ним подшучивать. А он им: мне, на рыбалку ездить, джип не нужен.
Не нужен… Или все-таки нужен? А еще для рыбалки нужны снасти, специальная одежда, снаряжение. Дорогое хобби. А денег не хватает… И только ради этого пускаться на ядерный шантаж?
– …сын у него наркоман. Он ото всех скрывает, а мне доверился. Деньги просил на лечение. Выделили мы ему в качестве материальной помощи. Я потом поинтересовался, как прошло лечение. Ничего он мне не ответил, вздохнул только тяжело, а у самого губы трясутся. – Взглянув в непроницаемое лицо Углова, руководитель АЭС отшатнулся. – Да нет. Не может быть такого, чтобы ради денег для сына…
Не может… А как может? Каков он, тот крючок, на который поймали иуду?! Ведь был же этот крючок, обязательно был. Наверняка это не корысть. Вернее, не только корысть. Должно было быть что-то еще: решение каких-то проблем, с которыми человек не мог справиться самостоятельно.
Из размышлений Углова вывел резкий и протяжный звонок. Сигнал шел от аппарата спецсвязи под подполковничьим кителем генерала. Незапланированный вызов означал новости: хорошие или плохие. Извинившись перед главным инженером атомной станции, командир «Вымпела» с волнением снял с пояса сигналящую трубку.
На связи оказался полковник Бондарев:
– Владимир, мы определили его.
У Углова отлегло от сердца, и даже трубка в руке стала как будто легче. Хоть одна обнадеживающая весть.
– Наш крестник, выпущенный в обмен на Загайнова, Ахмед аль-Рубеи. Из ОТО перегнали аудиозаписи его допросов. Парни сравнили фонограммы, полное совпадение. И голос от наложения сразу очистился. А звонит он нам со спутникового телефона Хундамовой, которым пользовалась та, когда договаривалась с нами об условиях освобождения Загайнова.
Вот это новость! Углов потер свободной рукой лоб и перевел взгляд на сидящего рядом с ним главного инженера. Выйти в коридор? Разговор конфиденциальный, посторонние при нем не нужны. С другой стороны, главный инженер – единственный, кому известно о присутствии на станции сотрудников «Вымпела», и оставлять его одного тоже не следует… Сообщенное Бондаревым известие оказалось настолько неожиданным, что мысли путались в голове боевого генерала.
– Постой. Ты уверен, что это он? – недоверчиво переспросил Углов. – Хотя, раз полное совпадение… Но он на свободе меньше двух недель, а акция требовала тщательной подготовки! Как он успел?!
– Владимир, они могли подготовиться заранее: завербовать сотрудника АЭС, передать ему фугасы. А в решающий момент Хундамова выдернула из тюрьмы Ахмеда, чтобы он вел все переговоры.
– Сомнительно, – забыв, что друг его не видит, Углов по укоренившейся привычке резко тряхнул головой. – Атомный реактор, угроза взрыва, ультиматум – стиль Рубеи, его почерк. Вспомни, как было в Мурманске. Но я не понимаю, как за эти дни он успел все провернуть!
– Я всего лишь высказал предположение, – голос Бондарева, как всегда, был спокоен. – Но установить, чем занимался Рубеи эти двенадцать дней, что прошли с момента его побега, конечно же, надо.
– Собрать команду, раздобыть фугасы, добраться сюда, передать фугасы своему человеку, предварительно завербовав его, – размышляя вслух, быстро проговорил Углов и уже специально для Бондарева сказал: – Я сейчас же отправлю запрос в департамент, пусть ищут. Где-то он непременно должен был наследить.
– Это ваши коллеги? – обратился к Углову главный инженер АЭС, дождавшись, когда он повесит обратно на пояс трубку мобильной станции. – Им удалось что-то выяснить?
– Да. Имя организатора! – резко ответил Углов и только в этот момент до конца осознал страшный смысл сообщенного Бондаревым известия.
За терактом на Обнинской АЭС стоит Ахмед аль-Рубеи, бывший лидер «Аль-Кайды», организовавший теракт в мурманском порту. Тогда в Мурманске «Вымпел» разрушил его планы, арестовав самого Ахмеда и разгромив его банду, состоящую из арабских террористов и российских наемников. И сейчас он намерен взять реванш за свое поражение, совершив то, что ему не удалось сделать в Мурманске.